— Ты должен быть хорошим мальчиком, Хосок, иначе к тебе ночью придут монстры и накажут, — произносит моя мамочка, поглаживая меня по голове. Она говорит это строго и смотрит на меня как-то странно. И мне становится не по себе.
      Я боюсь ложиться спать, потому что сегодня я, без сомнения, был плохим мальчиком. Я много баловался и разбил мамочкину любимую вазу.
      — Получается, они придут за мной? — спрашиваю я испуганно и укрываюсь одеялом с головой.
      — Нет, Хосок, не бойся, они тебя не тронут. Я с ними договорилась о том, чтобы они простили твой сегодняшний проступок, — мамочка тихо смеётся и снимает одеяло с моей головы. — А теперь спи.
      Но мне всё равно страшно. Может быть, мамочка и говорила с этими монстрами, но они ведь могут её и обмануть. Я не думаю, что они вообще могут быть честными.
      — Пожалуйста, проверь у меня под кроватью, — кричу я вслед мамочке. Она останавливается и смотрит на меня с укором.
      — Нет, Хосок, я не буду проверять. Там никого нет. Спи, — произносит она строго. — Ты уже большой.
      Да, мамочка права. Мне уже шесть, и я должен перестать бояться. Я ведь уже не маленький, чтобы пугаться каждого шороха и тени. Только, хоть я это и понимаю, страх никуда не уходит.
      Я взрослый, но всё ещё жутко трусливый. Я стесняюсь этого, но ничего не могу поделать со своими страхами. Я понимаю, что мамочка врать не будет, и что монстров под моей кроватью нет, но мне страшно даже совсем немного высунуться из-под одеяла, потому что мне кажется, что тогда меня точно схватят.
      Я чувствую, что сердце в груди бьётся очень быстро. А ещё мне кажется, что из темноты на меня кто-то смотрит. В углу словно кто-то сидит. Очень сильно хочется закричать во всё горло, позвать мамочку или папочку, чтобы они пришли и помогли мне, но я не позволяю себе этого сделать, потому что понимаю, что я слишком взрослый для того, чтобы бояться и звать родителей из-за всякой ерунды.
      По крайней мере, мне так говорит мамочка. А она всегда права. И я безоговорочно ей верю.
      Это странное существо, сидящее в углу, скорее всего, просто моё разыгравшееся воображение. Но, господи, почему же мне так страшно? Мне уже надо спать, но я не могу даже закрыть глаза, потому что мне кажется, что на меня неминуемо кто-то нападёт в этот момент.
      Я лежу под одеялом и трясусь от страха, едва не плача. Но я знаю, что мне нельзя плакать: папочка постоянно повторяет, что мальчики должны быть сильными и бесстрашными, а слёзы — это признак слабости. Я пытаюсь сдержаться из всёх сил, чтобы доказать, что я действительно смелый, однако у меня не получается.
      Я прячусь под одеяло с головой, сворачиваюсь в комочек и беззвучно плачу. И в этот момент мне очень стыдно, потому что я понимаю, насколько я слабый и беспомощный. Не знаю, как буду утром смотреть своему папочке в глаза, понимая, насколько я плохой сын.
      Папочка, прости, прости, прости меня. Я, правда, стараюсь быть смелым и сильным, но это так сложно. Обещаюсь, я исправлюсь.
      Мне жутко хочется плакать ещё сильнее от осознания собственной никчёмности и неполноценности, но я решительно вытираю слёзы. Пора посмотреть своим страхам в глаза, чтобы перебороть их.
      Я стаскиваю с себя одеяло и вижу, что рядом с моей кроватью стоит омерзительная тварь и уже протягивает ко мне свои когтистые руки. Из моей груди вырывается громкий вопль, и она сразу же исчезает. В коридоре слышится шум, и дверь моей спальни открывается.
      — Что случилось, сыночек? — спрашивает моя мамочка ласково, а я вскакиваю с постели и бегу к ней, позорно плача и захлёбываясь слезами. В этот момент я ненавижу себя, но остановиться никак не могу. От страха меня всего трясёт.
      Я обнимаю мамочку за пояс, прижимаюсь к ней щекой и продолжаю, подвывая, плакать, хотя и понимаю, что не должен этого делать. Перед глазами всё ещё стоит ужасная тварь, которая едва не схватила меня.
      Она ведь, наверно, хотела меня сожрать или оторвать от моего тела руки и ноги. Как же хорошо, что её больше нет.
      — Хосок, почему ты кричал? — я вижу папочку, и мне хочется провалиться сквозь землю от стыда. Я стараюсь спрятаться, чтобы он не увидел моих слёз.
      — Я... видел страшного монстра, — выдавливаю из себя я. — Он стоял рядом с моей кроватью и хотел меня схватить. Я закричал, и он сразу же пропал.
      — Тебе это приснилось, дорогой, — шепчет мамочка и гладит меня по голове. Я прижимаюсь к ней ещё ближе. — Хочешь сегодня поспать с нами?
      Я понимаю, что не должен. Ведь я должен быть сильным и храбрым. Я уже взрослый мальчик.
      — Хочу, — тем не менее хнычу я, потому что оставаться одному слишком страшно.
      — Хосок, возьми себя в руки, — строго произносит папочка. — Ты не должен плакать. Ты ведь мальчик.
      Мне так стыдно из-за того, что он всё-таки увидел мои слёзы. Я быстро киваю и, отвернувшись в сторону, принимаюсь сердито вытирать лицо. Какой позор!
      Мамочка ведёт меня в родительскую спальню, но я вырываюсь и иду сам. Я всё-таки уже взрослый, и вполне могу дойти без её помощи. Меня не надо, словно маленького, держать за ручку.
      Я забираюсь на большую и широкую кровать и ложусь на подушку. Когда рядом мамочка и папочка, спать совсем не страшно. Я прижимаюсь к мамочке, закрываю глаза и моментально проваливаюсь в сон. Какая жалость, что я не могу так спать каждый день...

Я ненавижу вечер и ночь, потому что с ними всегда приходит темнота, в которой таятся страшные монстры. Я боюсь ложиться спать, потому что знаю, что мне опять будет страшно. Да, я совсем не смелый и не храбрый. Я какой-то неправильный.
      Та странная тварь с когтистыми лапами приходит ко мне каждую ночь. Её тело покрыто мягкой шерстью, а в пасти много-много острых и маленьких зубов. Я больше не кричу, когда она подбирается к моей кровати, потому что знаю, что не должен.
      Тварь пока не причиняет мне особого вреда. Только кусает один раз за всю ночь в шею, пьёт мою кровь, а потом уходит в угол и исчезает. Но я её всё равно боюсь. Может быть, она и не больно кусается, но это не отменяет того факта, что в любой момент она может с лёгкостью мне навредить.
      Мамочка каждое утро говорит мне, что я какой-то бледный. А я всегда вру ей, что чувствую себя хорошо, потому что знаю, что должен справляться с проблемами сам. Я сильный и обязан быть храбрым. Мне папочка всегда это говорит. И я не хочу его разочаровывать. Я должен быть правильным и послушным.
      Когда я отправляюсь спать, то чувствую, что от страха у меня трясутся коленки. Я желаю родителям спокойной ночи, стараясь сделать так, чтобы голос меня не выдал, а потом убегаю к себе в комнату и забираюсь с головой под одеяло.
      Тварь неслышно подбирается к моей постели, стаскивает с меня одеяло и осторожно хватает меня за запястья своими когтистыми лапами, заставляя сесть. Когда она садится позади меня, мягкая шерсть щекочет кожу. Дыхание у твари жаркое и обжигающее. Я всегда невольно дёргаюсь, а она до боли сжимает мои запястье, не позволяя убежать.
      В такие моменты жутко хочется плакать. И из-за этого очень стыдно. Я не понимаю, почему у меня не получается сдерживаться. Я же всё-таки мальчик, а мальчики плакать не должны. Почему я вообще умею это делать?
      Тварь легко прокусывает кожу. Я чувствую, как её клыки погружаются в мою плоть, но боли при этом никогда не испытываю. Она пьёт совсем немного крови, а потом зализывает ранки. Утром от них остаются только крошечные синячки. Я видел.
      Иногда я ловлю себя на мысли, что хочу позвать мамочку или папочку, чтобы они меня спасли, но никогда этого не делаю. Я ведь знаю, что должен быть сильным и храбрым.
      Но в глубине души я понимаю, что на самом деле я совершенно не такой, потому что мне всегда до чёртиков страшно. Я пугаюсь любого шороха, когда наступает темнота и едва не писаюсь в кровать, когда замечаю в углу комнаты тварь.
      Когда же она оставит меня? Когда она уйдёт?
      А потом она приводит с собой и других монстров. Ещё более страшных и омерзительных, чем она сама. Все они огромные, жутко скалятся и рычат. От некоторых воняет гнилью и чем-то ещё не слишком приятным.
      Монстры подбираются к моей кровати, трогают мои руки и ноги, облизывают их. А я опасаюсь, что кто-нибудь из них додумается сжать челюсти и откусит от меня кусочек.
      Смелые мальчики не должны бояться боли, но я боюсь. Я понимаю, что на самом деле я трус, хотя и пытаюсь делать вид, то это не так. Я жалкий и вообще плохой. Я сам себе противен.
      Я всё-таки плачу, когда монстры стаскивают меня с кровати. Я вырываюсь, стараясь не кричать от страха, но они держат крепко. Они вертят меня, изучают, словно какую-то куклу, и передают меня из рук в руки. Длинные когти рвут пижаму, и я усиленно пытаюсь придумать оправдание для мамочки, чтобы объяснить ей утром, что же со мной случилось ночью такого, что вся одежда на мне оказалась порванной.
      Монстры бросают меня на пол, и я замираю, сжавшись в комок. Страшно до тошноты.
      Они обступают меня плотным кольцом и странно шепчутся друг с другом. Я не могу понять ни слова. Несколько монстров уходят из комнаты, и я понимаю, что они идут к моим родителям.
      — Мамочка, папочка, — кричу я, желая их предупредить, но мне практически сразу же затыкают рот. Монстры смеются, наблюдая за тем, как я дёргаюсь, пытаясь вырваться.
      Больше всего на свете я боюсь потерять родителей. От осознания того, что я никак не могу им помочь, мне становится дурно. Я пытаюсь кусаться и пинаться, забыв о том, что мне самому грозит опасность, и тогда один из монстров со всей силы швыряет меня на пол. От удара перехватывает дыхание. Я замираю, не решаясь пошевелиться, а из глаз опять текут позорные слёзы.
      Я не должен плакать, потому что слёзы — это признак слабости. Я мальчик, а значит, я не имею права быть слабым.
      Монстры поднимают меня и срывают с меня то, что осталось от пижамной кофточки. Их горячие и шершавые языки принимаются облизывать мои руки и грудь, а потом я чувствую дикую боль.
      У меня не получается сдержать крик. Я с трудом поворачиваю голову и вижу, что один монстр с жадностью грызёт мою руку, отрывая от неё небольшие куски плоти.
      От боли темнеет перед глазами. Я забываю все наставления родителей и просто безвольно дёргаюсь, рыдая в голос и захлёбываясь своими слезами и соплями. Мне так тяжело, что кажется, что я сейчас просто-напросто умру.
      Я жутко боюсь смерти.
      — Пожалуйста, спасите, — воплю я, не теряя надежды на то, что я ещё могу выжить. — Мама, папа, умоляю вас, помогите.
      Плевать на то, что я должен быть сильным и справляться со всеми проблемами сам. Я просто хочу жить и дальше. Даже в том случае, если я слабак.
      Монстр останавливается, но боль не исчезает. Меня бросают на пол, и я, кажется, на несколько минут теряю сознание. Когда я прихожу в себя, в комнате находится только одна тварь. Она сидит рядом со мной и тщательно вылизывает мою изуродованную руку.
      Раны быстро затягиваются, словно их никогда и не было. Но боль не проходит. Я продолжаю хныкать и извиваюсь. Тогда тварь с силой придавливает меня к полу, и я всё-таки замираю, пытаясь терпеть.
      Когда рука полностью восстанавливается, становится немного легче. Тварь отпускает меня, и я с трудом поднимаюсь на ноги. Меня шатает, и я едва снова не падаю, но успеваю ухватиться за стоящий рядом стол. Перед глазами всё плывёт, и мне кажется, что я сейчас потеряю сознание.
      Не знаю, каким образом, но я всё-таки умудряюсь доползти до кровати. Твари уже нет, а на улице начинает светать. А потом я прихожу в себя только утром.
      Мамочка почему-то не спрашивает меня про испорченную пижаму. Она просто выбрасывает её в мусорное ведро.

Монстры приходят ко мне на протяжении нескольких лет. Мне уже четырнадцать, а они до сих пор не оставляют меня в покое. Впрочем, мне уже не страшно. Я давно привык к боли и постоянному насилию. Они, конечно, посещают меня не каждую ночь, но этого вполне достаточно, чтобы постепенно страх исчез.
      Только я всё равно не могу перестать бояться темноты и ночи. Всякий раз, когда мама приказывает мне отправляться спать, сердце в груди, казалось бы, пропускает один удар.
      Я не понимаю, почему не могу перебороть свои страхи, ведь теперь я уже не маленький мальчишка, а уже вполне взрослый парень. Мама мне уже не один раз говорила, что бояться в моём возрасте темноты — это очень странно и даже глупо.
      У меня так и не получилось стать достойным сыном для своего отца. Я просто неправильный, и исправиться у меня не получается. Я самый настоящий слабак, и жутко этого стесняюсь. Потому что, чёрт подери, я хочу быть сильным.
      От осознания своей ущербности мне иногда хочется даже плакать. И это уже просто-напросто смешно. Но я запрещаю себе рыдать, потому что прекрасно знаю, что парни должны сдерживать свои чувства. Родители мне говорили об этом, наверное, тысячи раз.
      Я всё ещё пытаюсь доказать, что я не трус, хотя и знаю, что на самом деле это не так. Я неудачник, просто-напросто какая-то ошибка природы.
      Теперь, когда монстры приходят ко мне, я никогда не сопротивляюсь и мечтаю о том, чтобы меня сожрали. Потому что таким бесполезным людям, как я, не надо жить. Я хочу, чтобы однажды мне оторвали голову или вытащили все внутренности, чтобы на следующее утро я не проснулся в своей кровати.
      И почему монстры всегда жалеют меня? Они ведь наверняка могут найти себе другую жертву. Разве им так трудно прикончить меня? Для них это дело всего нескольких секунд.
      Я замечаю, что начинаю ждать их с нетерпением. Я мечтаю о том, чтобы они приходили чаще, и моё тело рано или поздно сломалось, а у них не получилось больше его восстановить.
      Я ненавижу себя за страх и пугливость. За то, что мне так часто хочется плакать. Всё-таки, я ведь парень, а для парней такое поведение непозволительно. И почему только я получился таким неправильным?
      И могу ли я вообще считать себя парнем?
      Иногда я даже жалею о том, что не родился девушкой, хотя мне совсем не хочется ею быть. Просто, если бы всё так и было, я спокойно мог бы сейчас выражать свои чувства и мне всегда помогали бы. У меня было б право на то, чтобы быть слабым.
      Я сижу на своей кровати и боюсь выключать свет, потому что, если комната погрузится в темноту, моё сердце просто-напросто остановится от страха. Я обнимаю свою любимую подушку и тихо шепчу себе под нос:
      — Пожалуйста, придите и убейте меня. Я не хочу больше жить.
      Я жду примерно до двух часов ночи. Меня клонит в сон, но я всё никак не решаюсь выключить свет. Я слышу тихие шорохи, а потом из-под моей кровати начинают вылезать монстры. Они все ухмыляются и смотрят на меня жадными глазами. И я улыбаюсь им в ответ.
      — Убейте меня, прошу, — шепчу я, становясь перед ними на колени. — Пожалуйста.
      Они тихо смеются и протягивают ко мне руки. Я закрываю глаза, наивно веря в то, что они исполнят мою просьбу. Но они просто хватают меня за волосы и, подняв над полом, принимаются пожирать. Их острые зубы вонзаются в мою плоть, срывают мясо с костей. Это очень больно, но я уже привык, поэтому даже не кричу.
      — Убейте меня, убейте меня, — повторяю я снова и снова. — Умоляю.
      Но они только смеются. Их длинные когти погружаются в моё тело, оставляя длинные и тонкие царапины.
      — Пожалуйста, — шепчу я.
      Но они словно меня не слышат. Их челюсти работают быстро, и уже совсем скоро от моего тела остаются только кости, на которых висят небольшие ошмётки мяса. Я не знаю, каким образом остаюсь жив с такими увечьями. Наверное, у монстров есть какая-то магия или что-то ещё в этом роде. Ведь получается же у той твари моментально заживлять все мои раны.
      Снова в голове путаются все мысли. Я закрываю глаза и представляю, что живу совершено иначе: счастливо, без страхов, волнений и переживаний. В моих мечтах я всегда сильный и смелый. Именно такой, каким должен быть настоящий парень. Прямо как хотел мой отец.
      Как жаль, что все мои мечты так и останутся мечтами. Я бы очень многое отдал ради того, чтобы они стали реальными.
      Монстры отпускают меня: им больше нечего есть. Я падаю на пол и замираю, словно безвольная кукла. В комнате остаётся только тварь и, как всегда, принимается облизывать меня, чтобы восстановить моё тело.
      — Не надо, — упрашиваю её я. — Я хочу умереть.
      Прошу, не делай этого.
      Не заставляй меня жить дальше.
      Я этого не достоин.
      Я ведь неправильный.
      Пожалуйста.

Мне уже восемнадцать, но ничего не меняется. Я всё ещё слабак, а монстры так меня и не убили. Они продолжают приходить ко мне и, если честно, я уже настолько привык к ним, что даже не представляю свою жизнь без них. Всё-таки, двенадцать лет — это огромный срок.
      Я, наверное, люблю их. Мне нравится подчиняться им и нравится боль, которую они мне дарят. Если бы не они, я бы уже давно наложил на себя руки. Но разве я могу лишить их своего тела? Конечно же, нет.
      У них наверняка есть ещё тысячи других мальчишек, и я для них не значу ровно ничего, но мне приятно обманывать себя и говорить, что я нужен хоть кому-то.
      Такой, как я, не может никому понравиться, поэтому безумно хочется верить в то, что я что-нибудь значу для монстров. Хотя, конечно, такое никчёмное существо не достойно подобного отношения.
      Теперь я люблю ночь, хоть по-прежнему и боюсь темноты. Я просто оставляю свет включенным и жду, когда монстры придут.
      Они навещают меня каждый день, потому что я сам об этом прошу. Мне нравится ощущать, как их зубы рвут моё тело, как их шершавые и горячие языки скользят по коже. Я просто-напросто не могу без этого. Я зависим.
      Но сегодня они меня не жрут. Их всего двое: странное существо, чем-то отдельно напоминающее человеческую женщину с восьмью щупальцами вместо рук, и та самая тварь, которая первой начала приходить ко мне двенадцать лет назад.
      Я опускаюсь на колени перед ними и жду, когда они начнут что-нибудь делать, дрожа от нетерпения и желания. Мне очень стыдно, но последние полтора года я возбуждаюсь, когда они приходят. И поделать с этим ничего не могу.
      Тварь садится на кровать и внимательно наблюдает за происходящим, а монстр подходит ко мне, и его щупальце ловко обвивается вокруг моей талии, поднимая меня над полом. Он срывает пижаму и принимается гладить моё тело, постепенно спускаясь всё ниже.
      Такое происходит впервые, и я даже несколько пугаюсь, но практически сразу расслабляюсь. Это ведь монстры, а им можно делать со мной всё, что угодно. Мне абсолютно наплевать на себя и своё тело.
      Щупальце перемещается на мои ягодицы, поглаживает их, и я вздрагиваю. Всё это так странно.
      Я не знаю, хочу ли, чтобы моё тело не жрали, а использовали так. Пожалуй, всё-таки нет. Я, конечно, люблю подчиняться и страдать, но это уже слишком.
      Я открываю рот и хочу закричать, прося монстра остановиться.
      Но я молчу. И даже не сопротивляюсь.
      Самое тонкое щупальце проскальзывает мне между ягодиц и принимается проталкиваться внутрь. Оно входит с трудом, но та боль, которую я ощущаю при этом, так слаба, что мне даже не становится приятно.
      Мерзость.
      Я всё ещё не сопротивляюсь, когда щупальце начинает двигаться у меня внутри. Я просто закрываю глаза и крепко стискиваю зубы.
      Это совсем не то, ради чего я каждый день жду монстров двадцать три часа и пятьдесят минут. Это настолько позорно, что я едва опять не плачу.
      Я сдерживаюсь из последних сил, потому что помню, что не должен плакать ни при каких обстоятельствах. Слёзы — это признак слабости. А я всё ещё хочу быть сильным.
      Так наивно.
      Я чувствую, что в меня проникает ещё одно щупальце, и невольно вскрикиваю, потому что вот это уже действительно больно. Меня словно рвут на части изнутри, и это позволяет отвлечься от неприятных размышлений.
      Щупальца начинают двигаться, заставляя меня извиваться и стонать. Одно из них задевает внутри какую-то точку, и моё тело пронзает удовольствие. Я невольно замираю, открыв рот. Приятно.
      Я начинаю откровенно наслаждаться происходящим, хотя очень стыдно в этом признаваться. Я едва сдерживаюсь от того, чтобы не начать умолять монстра трахать меня сильнее и быстрее.
      Но у меня ещё остаётся гордость, поэтому я упорно молчу, стесняясь даже не стонать. Боль, перемешанная с удовольствием, сводит с ума, а моё тело ещё настолько неопытно в этом плане, что я кончаю за несколько минут и безвольно обмякаю, часто дыша. Монстр отпускает меня, а потом жадно набрасывается, принимаясь пожирать.
      Я закрываю глаза и умоляю его:
      — Убейте меня.
      Но мою просьбу, как всегда, игнорируют. Как же досадно.