Юнги жмурится, когда Хосок толкает его в грудь, опрокидывая на кровать. Пружины под тяжестью тел неприятно скрипят, и Юнги испуганно замирает, не решаясь даже совсем немного пошевелиться.
      Он боится Хосока, потому что тот ведёт себя с ним слишком грубо. Он теряется, смотрит затравленно и нерешительно, а Хосок тем временем наклоняется и властно целует его в губы. Обычно он делает это нежно, осторожно и медленно, но сейчас всё происходит совсем наоборот: Хосок действует яростно и грубо, буквально сминает его губы своими и кусает их до крови. А Юнги стонет и совсем слабо извивается, пытаясь вырваться.
      Он догадывается о том, что именно Хосок собирается с ним сделать. И от этого ужасно страшно. Юнги хочется плакать, потому что он ещё совсем не готов, потому что подобное у него происходит впервые, потому что ему хотелось совсем по-другому.
      Он хнычет, когда Хосок наваливается на него сверху, вдавливая своим тяжёлым телом в жёсткий матрас, и пытается сбросить его с себя. Но Хосок слишком тяжёлый и сильный.
      Юнги хрупкий, поэтому постоять за себя нормально не может. Он только извивается, толкается и снова просит отпустить его. А в голове до сих пор не укладывается то, что Хосок может быть таким.
      Юнги принимается плакать ещё сильнее, когда чужие длинные пальцы рвут его рубашку. Он пинает Хосока и из последних сил кричит, что не хочет. Пощёчина приводит в чувства, и он затыкается, закрыв глаза и жалобно всхлипнув. Понимает, что сопротивляться бесполезно, что преимущество явно не на его стороне.
      А Хосок тем временем стягивает с него джинсы вместе с нижним бельём. Юнги ахает, пытается прикрыться руками. Хосок громко смеётся, и этот смех отзывается тупой болью в душе Юнги, вышибая новые слёзы из глаз. Стыдно, обидно и очень страшно.
      — Не закрывайся, — Хосок говорит ласково и убирает его руки в стороны. — Я хочу видеть всё.
      Юнги думает лишь о том, как бы не сгореть от стыда. Собственное тело кажется отвратительным, мерзким и слишком тощим.
      — Н-нет, — выдыхает он. — П-пожалуйста.
      Вместо ответа Хосок за колени грубо разводит его ноги в стороны и усмехается. Юнги кажется, что в этот момент его мир ломается, крошится и разбивается на осколки. Он сбивчиво шепчет что-то неразборчивое, даже сам не понимая, что именно. Слова срываются с губ сами, и у него получается различить только одно-единственное "прошу".
      Хосок берёт с тумбочки тюбик со смазкой и выдавливает немного себе на пальцы, после чего прикасается к сразу же сдавшемуся анальному сфинктеру. Юнги пытается свести ноги вместе, недовольно хнычет, но, наткнувшись на холодный и злобный взгляд, прекращает сопротивляться, поняв, что это бесполезно. Он боится, что Хосок сделает ему только хуже, если он будет стараться остановить его, поэтому подчиняется, зажмурившись и со всей силы укусив себя за ноющую губу.
      Палец врывается в его тело неожиданно, резко и грубо. Юнги недовольно стонет, комкая непослушными пальцами простынь, и пытается не паниковать. Но когда палец начинает двигаться внутри, он едва не вопит от страха, накрывающего с головой, едва не бьётся в истерике и не рыдает в голос. Ему пока ещё не очень больно: неприятные ощущения есть, но они вполне терпимы. И всё равно ему кажется, что сердце в груди сейчас остановится.
      Тело становится непослушным, и Юнги даже сам не может понять, что с ним происходит. Он внезапно обмякает, и у него не получается пошевелить ни руками, ни ногами. Он словно превращается в безвольную куклу.
      — А ведь всё могло быть иначе, малыш, — хмыкает Хосок, облизав свои губы. — Я столько раз предлагал тебе переспать, но ты ведь думаешь только о себе.
      Юнги всхлипывает и старается не думать о его словах. После этого он даже начинает считать, что в происходящем действительно есть его вина. Он презирает себя всем сердцем и понимает, что хочет умереть, потому что смерть кажется намного более приятной, чем всё происходящее сейчас.
      Хосок добавляет второй палец, и Юнги болезненно стонет. Глаза начинает щипать, и он жмурится, желая сдержать слёзы. Ему кажется, что, если он сдастся, если даст волю своим чувствам, то окончательно продемонстрирует свою слабость, покажет, что он ничтожный.
      — Этого всего могло не быть, заечка, — шепчет Хосок, широко улыбаясь. — Если бы ты только не ломался и подставил мне свой зад, мне не пришлось бы принуждать тебя.
      Он наклоняется и лижет Юнги в губы.
      — Но ты же недостаточно любишь меня, чтобы сделать мне приятно, — усмехается он, начиная двигать рукой активнее.
      И Юнги всё-таки плачет, потому что на самом деле он любил. Очень сильно любил. Хосок был для него важнее всего на свете. Юнги, по сути, стал от него зависим. Но подпускать Хосока так близко не решался из-за стеснения и страха.
      "Моё тело отвратительно, — думает Юнги. — Я не хочу, чтобы ты его видел. Не хочу, чтобы ты меня трогал. Я тебя не достоин".
      Он прикрывает глаза и с шумом втягивает воздух носом. В голове всплывают воспоминания, от которых боль только усиливается.

Юнги сидит на краю крыши, обняв себя за колени, и тихо плачет. Он не решается смотреть вниз, потому что ему страшно. Он боится, что передумает, что так и не сможет спрыгнуть. Холодный ветер такой сильный, что от него не спасает даже куртка. Хотя Юнги одет совсем легко: ему не жалко собственного тела. Он даже хочет, чтобы ему было больно и плохо, потому что считает, что достоин только этого.
      Ему необходимо сделать только один шаг, чтобы умереть. Его жизнь — это ошибка. Он не имеет на неё права.
      Юнги неуверенно поднимается, смотрит вниз, чувствуя, как к горлу подступает тошнота и как начинает кружиться голова. Он сглатывает и поджимает губы, потому что становится ужасно страшно.
      "Не хочу, — думает он, принимаясь плакать только сильнее. — Я не хочу умирать. Мне страшно".
      Но жизнь намного страшнее, поэтому он жмурится и уже собирается неуверенно шагнуть вперёд, когда кто-то грубо хватает его за запястье и оттаскивает назад. Юнги пугается, пытается вырваться и что-то тихо лопочет, не переставая плакать, а незнакомый парень что-то гневно кричит. Пощёчина приводит в чувства, и Юнги берёт себя в руки. Он смотрит на парня, спасшего ему жизни, влажными глазами и поджимает губы.
      — Что заставило тебя пойти на это? — внезапно ласково говорит парень, и Юнги в этот момент прорывает, потому что ещё никто до этого момента не спрашивал его о причине его печали. Всем было просто на него наплевать, и подобный интерес со стороны совершенно незнакомого человека кажется пугающим, диким и одновременно ужасно милым и приятным.
      Юнги принимается быстро говорить, вываливая на парня все свои проблемы. Он заикается, часто спотыкается и зажёвывает окончания слов. Хочется сказать как можно больше, высказать абсолютно всё до тех пор, пока его не заткнут, поэтому он и торопится.
      Он впервые доверяется кому-то и говорит о своей мечте стать рэпером, обо всех своих попытках хоть чего-нибудь добиться, о постоянных неудачах. И с каждым словом он всё больше и больше понимает, что просто-напросто является наивным идиотом, что ему надо забыть обо всех своих мечтах и заняться чем-нибудь другим, полезным. Но от этого только большее, и слёзы из глаз начинают течь с новой силой.
      — Я бесполезный, — выдыхает он, отворачиваясь. — Я вообще ничего не могу. В моём существовании нет смысла.
      А парень даже не пытается его заткнуть. Он внимательно слушает и смотрит на него ласково, с сочувствием. И Юнги даже становится не по себе, потому что всё это кажется слишком странным. Ещё никто никогда его не жалел.
      — Ты слишком строг к себе, — произносит парень, когда Юнги останавливается. — Знаешь, я бы очень хотел послушать, как ты читаешь. Уверен, что всё не так плохо, как ты говоришь.
      Юнги становится дурно. Он смотрит на парня, приоткрыв от удивления рот, и только и может, что моргать.
      — Ты серьёзно? — спрашивает он тихо и снова всхлипывает. — Тебе действительно не жалко тратить время на такое чмо, как я?
      — Ты не чмо, — отрицательно качает головой парень и обворожительно улыбается. Он берёт Юнги за руку и слабо пожимает его неестественно худую ладонь. — Твоё существование — не ошибка, и твои мечты не глупые. Давай я помогу тебе понять, насколько ты важен?
      И теперь Юнги уже плачет совсем из-за другого. Не из-за тупой боли внутри, а от радости, потому что внезапно ощущает себя нужным и совсем не никчёмным. Этот незнакомый парень заставляет его улыбнуться впервые за несколько дней.

Юнги ужасно больно, потому что именно Хосок его всё время поддерживал, потому что именно он помог ему справиться с постоянной депрессией, потому что именно он всегда говорил, что Юнги ошибается, когда считает себя отвратительным.
      Юнги думал, что Хосоку можно доверять, но сейчас он понимает, что просто совершил ещё одну ошибку.
      — Прекрати, — шепчет он. — Мне больно.
      — Тебе придётся потерпеть, — шипит Хосок и только быстрее начинает двигать рукой.
      Юнги тихо хнычет. Ему становится жутко, когда он понимает, что потом будет намного хуже, что всё вот это — только начало. И он в который раз ловит себя на мысли, что хочет умереть, ведь понимает, что не сможет вытерпеть боль, что это будет выше его сил.
      Пальцы комкают простынь, сминая её. Юнги жмурится и кусает окровавленные губы, стараясь отвлечься от своих ощущений. Пальцы продолжают двигаться у него внутри, причиняя дискомфорт, а у него не получается даже нормально расслабиться, чтобы хоть немного облегчить свою участь. Хосок медленно поглаживает его внутри, и Юнги всхлипывает. Ему всё это кажется неприятным и очень мерзким.
      "Заканчивай быстрее, умоляю, — думает он. — Хватит меня мучить".
      Внезапно Юнги пронзает удовольствие. Его подбрасывает вверх, и он громко стонет, не сдержавшись. В этот момент ему становится невероятно стыдно, и он точно покраснел бы ещё сильнее, если бы это было возможно. Происходящее невероятно сильно пугает, и он теряется в своих ощущениях. С одной стороны, ему становится приятно, с другой же — по-прежнему невероятно мерзко и гадко. Из-за того, что действия Хосока приносят его телу удовольствие, Юнги начинает презирать себя только сильнее. Он жмурится, снова наивно просит оставить его в покое.
      — Только не говори, что тебе неприятно, — отвечает Хосок сразу же. — Это не я сейчас стонал во всё горло с пальцами в своей заднице.
      Его слова подобны пощёчине. Юнги мечтает провалиться сквозь землю или исчезнуть, лишь бы только сейчас не лежать в душной комнате на кровати под обезумевшим и потерявшим голову Хосоком. Он причет лицо в ладонях, потому что ему кажется, что от стыда сейчас просто сгорит. Действия Хосока невероятно сильно смущают, а осознание того, что сейчас его неидеальное и омерзительное тело открыто для чужого взгляда, начинает тошнить.
      Юнги чувствует кисловато-горький привкус подступающей рвоты и усиленно пытается сдержаться, чтобы его действительно не стошнило. Он тихо воет, когда пальцы Хосока снова задевают простату, и едва не произносит вслух просьбу убить его.
      "Почему мне становится приятно? — думает он с отвращением, когда удовольствие снова сходит на нет. — Как же это гадко, как же мерзко".
      Хосок продолжает двигать рукой. Он разводит пальцы на манер ножниц, раздвигая тугие станки анального прохода, после чего добавляет ещё и третий палец. В этот момент Юнги забито стонет и принимается хныкать, потому что боль усиливается. Он невольно сжимается внутри, и Хосок недовольно шипит. Он смотрит на Юнги злобно и грубо рявкает:
      — Расслабься, а иначе вместо пальцев я воспользуюсь чем-нибудь другим. Ты же ведь не хочешь, чтобы в твоей заднице оказался какой-нибудь вибратор или анальная пробка, а?
      Юнги не хочет, поэтому пытается расслабиться. Хосок медленно начинает двигать рукой, проталкивая в него пальцы, и Юнги принимается плакать ещё сильнее. Сдерживать слёзы больше не хочется, потому что в этот момент он окончательно ломается. Осознание того, что уже совсем скоро Хосок перейдёт к более решительным действиям, буквально разъедает изнутри, причиняя невыносимую боль. От страха Юнги уже готов биться в истерике.
      "Надеюсь, что я умру к тому моменту, когда он закончит меня разрабатывать", — думает Юнги с отчаянием. От рыданий и страха его уже колотит.
      Пальцы проникают внутрь, раздвигая стенки анального прохода, уже быстрее и грубее, причиняя дискомфорт и боль. Удовольствия Юнги практически не получает, потому что Хосоку очень редко удаётся задевать простату. Впрочем, от этого ему немного легче, потому что, если бы ему сейчас было приятно, он бы точно свихнулся.
      Юнги не хочется верить в то, что всё происходящее — это реальность. Он даже не представляет, как добрый и отзывчивый Хосок, который всегда ему помогал, который внушал надежду и не позволял сдаться, может быть таким грубым и злобным. Единственное, что ему сейчас очевидно — это то, что во всём виноват только он сам. Он искренне верит в то, что подтолкнул Хосока на этот шаг своими отказами, поэтому жутко злится на себя.
      Но не смотря на то, что он испытывает к себе ненависть и презрение, ему совсем не хочется чувствовать боль. Он хочет, чтобы его наказали, но не так. Совсем не так. Потому что всё это слишком неприятно и унизительно, потому что Хосок сейчас буквально втаптывает его в грязь, лишая последней веры в себя и счастье.
      Юнги дёргается, извивается, из последних сил пытается оттолкнуть его, напрочь забыв о том, что за непослушание его могут наказать. Ему просто слишком страшно, и он хочет остановить всё это безумие, спастись любой ценой. Ему кажется, что, если он продолжит и дальше неподвижно лежать, подчиняясь, то просто сойдёт с ума, потому что это невыносимо.
      Он больше не чувствует себя человеком. У него создаётся впечатление, что он вещь, какая-то безвольная игрушка, что-то вроде куклы. И ему наплевать на то, что он может чувствовать боль и испытывать эмоции, потому что действия Хосока уничтожают в нём всю крошечную любовь к самому себе, которая только-только начинала зарождаться.
      — Ты ещё дёргаться смеешь? — рычит Хосок, хмурясь. Он бьёт Юнги по лицу и ухмыляется, когда тот начинает плакать ещё отчаяннее. — Угомонись ты уже, блять.
      Щеку словно огнём обдаёт, и Юнги снова обмякает, послушно подчиняясь. Он даже не пытается свести ноги вместе, а только шире раздвигает их, ненавидя себя всей душой. Боль отрезвляет, окончательно даёт понять, насколько он никчёмен и жалок.
      "Я даже за самого себя постоять не могу, — думает Юнги. — Я ужасен".
      Хосок останавливается, и пальцы покидают измученное тело. В этот момент становится совсем страшно, потому что Юнги понимает, что произойдёт дальше. Он с силой сжимает зубы, жмурится и комкает пальцами простынь, пытаясь морально приготовиться к боли. Слышится тихое позвякивание пряжки, звук расстёгиваемой молнии, а потом на Юнги наваливается тяжёлое тело, вдавливая его в матрас.
      Из груди невольно вырывается испуганный вскрик. Юнги не знает, что делать: поддаться или всё-таки сопротивляться. Страх накрывает его с головой, вышибая из лёгких воздух. Дышать становится намного труднее, и ему кажется, что он задыхается, поэтому Юнги широко раскрывает рот и жадно хватает воздух блестящими от слюны и крови губами. Он неуверенно пытается спихнуть Хосока с себя, и только теперь понимает, насколько слабы его мышцы, потому что у него ничего не получается. А Хосок только гадко смеётся и скалится, смотря прямо ему в лицо.
      В его взгляде больше нет ни нежности, ни любви, которые были ещё вчера. Там есть только презрение, злоба и огромное желание. Юнги смотрит на Хосока, словно загнанный зверь на хищника, и ему кажется, что его действительно сейчас сожрут, что от его тела будут медленно и безжалостно отгрызать куски плоти, заставляя его визжать и извиваться от невыносимой боли.
      Но Хосок только слегка приподнимается и раздвигает ему ноги шире, подхватив под коленки. Юнги становится больно, но он покорно молчит, прекрасно понимая, что потом будет намного хуже.
      — С-смазка, — испуганно шепчет он, понимая, что Хосок про неё забыл. — П-пожалуйста.
      — А ты заслужил? — спрашивает Хосок и ухмыляется, вселяя в Юнги ещё большую панику. Но он всё равно отпускает его ноги и берёт лежащий рядом тюбик, выдавливая себе на пальцы смазку, после чего размазывает её по своему члену и анальному сфинктеру Юнги.
      Он снова подхватывает хрупкие и тонкие ноги под коленки, широко разводя их в стороны, и принимается тереться о промежность, шумно дыша. Юнги испуганно всхлипывает, жмурится и весь напрягается. Ему кажется, что сейчас он не выдержит и умрёт, потому что всё происходящее невыносимо. Реальность убивает его изнутри, буквально пожирает, причиняя невыносимую боль. На Юнги накатывает истерика, но он как-то умудряется держать себя в руках, хотя ему и хочется вопить во всё горло и отчаянно дёргаться, пытаясь вырваться.
      Он весь дрожит и совсем тихо поскуливает. Сердце в груди бьётся отчаянно быстро. Так, словно хочет проломить рёбра и вырваться наружу.
      Хосок наклоняется, целует Юнги в губы. И на сей раз, он действует уже не грубо, а мягко и нежно. Юнги от удивления даже распахивает глаза и неуверенно отвечает, потому что ему наивно кажется, что Хосок снова стал обычным, что весь кошмар закончился. А потом приходит боль, заставляя его кричать и дёргаться. Юнги выгибается дугой и с такой силой натягивает простынь, что ткань с тихим треском рвётся.
      Хосок входит медленно, но это всё равно оказывается невыносимо больно. Юнги кажется, что его сейчас рвут на части, что в него запихивают нож или горящий факел. Внутри всё пылает, и удовольствия от происходящего нет никакого. Юнги жмурится, кусает и без того кровоточащие губы, ещё сильнее раздирая их. Он пытается хоть как-то отвлечься, метается по постели и жалобно скулит, не переставая плакать. Даже смущение отступает на второй план, потому что его затмевает боль. И Юнги уже не думает о том, насколько он непривлекательный и гадкий, а только мечтает о том, чтобы его отпустили и перестали мучить.
      Он, плохо понимая, что делает, цепляется за сильные плечи Хосока непослушными пальцами. Ему кажется, что, если он сейчас не будет за что-то держаться, то погибнет от боли и страха. Хосок в его воспоминаниях по-прежнему добрый и хороший, и к нему хочется прижаться, чтобы ощутить тепло уже ставшего родным тела, хоть Юнги и понимает, что это глупо. Он одновременно боится Хосока и хочет снова довериться ему, потому что принять то, что на самом деле Хосок далеко не такой хороший, каким представлялся, слишком тяжело.
      Первый толчок вышибает из глаз новую порцию слёз. Юнги вопит, дрожа всем телом и оставляя на широких плечах яркие алые отметины от своих ногтей. На это Хосок ничего не говорит и только снова совершает плавное и медленное движение бёдрами, даже не давая Юнги возможности прийти в себя.
      — П-п-прекрати, — слова срываются с губ сами по себе. Юнги даже не успевает понять, что делает. — М-мне так б-больно. О Боже, умоляю т-тебя, хватит.
      Он рыдает, зажмурившись, а Хосок продолжает двигаться в нём. Член проникает очень медленно и с трудом, раздвигая в стороны тугие стенки анального прохода, и Юнги кажется, что он сейчас сойдёт с ума от непривычного и невероятно болезненного ощущения заполненности. Он слабо извивается, предпринимает последние попытки остановить Хосока, а потом безвольно обмякает, покорно поддаваясь.
      Он не старается закрыть покрасневшее и влажное от слёз лицо, не отворачивается, потому что теперь ему становится абсолютно наплевать на смущение и стыд. В голове мелькает, что он сам всё это заслужил, что это исключительно только его вина, и слёзы с новой силой принимаются течь из глаз. Он смотрит на Хосока виновато, судорожно кусает губы и тихо шепчет срывающимся и дрожащим голосом:
      — Прости меня. Умоляю, прости.
      Хосок тем временем начинает двигаться быстрее. Теперь его член входит уже легче. Но Юнги сразу же напрягается, хныча от боли и жмурясь.
      — Тварь, — рычит Хосок и снова бьёт его по лицу, словно желая таким образом продемонстрировать, кто здесь кому принадлежит, хоть это и так понятно. — Расслабься. Ты делаешь мне больно.
      Юнги лопочет извинения, сжимает его плечи тонкими пальцами и пытается расслабиться. С трудом, но у него это всё-таки получается, и Хосок снова принимается двигаться.
      Юнги кажется, что его тело становится неестественно тяжёлым. Его бросает то в жар, то в холод, а время словно специально замедляется и тянется невыносимо долго. Хосок же в свою очередь двигается уже быстрее и грубее, потому что анальный проход постепенно разрабатывается. Он изредка попадает по простате, но Юнги от этого легче не становится. Боль не заглушается, и удовольствие приходит только совсем слабое, практически сразу же пропадая. Юнги по-прежнему гадко и очень противно.
      "Невыносимо, — думает он с отчаянием. — Убейте меня. Лучше убейте меня".
      И ведь всё это с ним делает Хосок, которому он безгранично доверял, которого любил всем сердцем, которого буквально обожал. Именно от Хосока Юнги ждал предательства меньше всего.
      "Но ведь я сам его вынудил, — думает он. — Я сам его довёл. Это не его вина. Это всё я. Только я".
      Юнги не хочется верить в то, что Хосок виноват. Это представляется ему неправильным, несправедливым, а вот обвинить себя намного легче, потому что он считает, что он никчёмный и бесполезный. Естественно, такой, как он, ничего не может, кроме как нести своим существованием вред и совершать ошибки.
      "Хосок врал мне, когда говорил, что я должен любить себя, что я не бесполезный и очень нужный, — думает Юнги. — Это всё ложь. Я не такой. Я омерзительный и неправильный. Я должен был в тот день умереть. В моём существовании нет смысла".
      Он прикрывает глаза, понимая, что заслуживает всего происходящего. Он считает, что Хосок поступает правильно, причиняя ему боль. Ведь больше он и не достоин. За все ошибки, за всё, что он сделал, его просто необходимо наказать.
      Мысли в голове туманятся, и Юнги просто безвольно обмякает. Он словно находится в прострации и только продолжает ощущать, как Хосок грубо и быстро двигается внутри него, буквально вдалбливая его в старый матрас. Редкие и короткие вспышки совсем слабого удовольствия заставляют чувствовать только большую ненависть к себе, потому что Юнги считает, что не достоин этого.
      "Меня надо сломать, — думает он. — Я заслуживаю только одну боль".
      Сознание начинает медленно ускользать, и Юнги прикрывает глаза, тихо всхлипнув.

— О Боже, прости меня, малыш, — Юнги не сразу понимает, что происходит, когда неуверенно открывает глаза. Тело ноет, а поясницу простреливает дикая боль, когда он пытается пошевелиться. Хосок продолжает бормотать извинения, нежно целуя его в губы, лоб и щёки. Он плачет и выглядит таким расстроенным, что у Юнги невольно сжимается сердце.
      Постепенно он начинает вспоминать всё, и вместе с этим появляется и жуткий страх перед Хосоком. Юнги понимает, что виноват во всём сам, но не бояться просто-напросто не может.
      Он тихо вскрикивает и из последних сил пытается отпихнуть Хосока от себя, потому что подпускать его так близко к себе после случившегося не может.
      — Уйди, умоляю, уйди, не трогай меня, — сбивчиво бормочет он, плача. — Прошу тебя.
      — Я был таким идиотом, — вскрикивает Хосок, принимаясь рыдать ещё отчаяннее. — Я не знаю, что на меня нашло. Господи, прости меня. Я не хотел, чтобы тебе было так больно из-за меня.
      — Ты не виноват, — шепчет Юнги, смотря на него с нескрываемым ужасом. Его снова трясёт, а руки и ноги перестают слушаться. — Но, прошу тебя, уйди. Не подходи ко мне, не трогай меня.
      — Малыш, — шепчет Хосок, шумно всхлипывая, и снова принимается нежно целовать его. — Умоляю, прости меня.
      У Юнги уже начинается истерика. Он хочет оттолкнуть Хосока, но не может. И от этого становится ещё страшнее. Он испуганно вопит во всё горло и из последних сил заставляет себя слабо пихнуть его руками в грудь. Сразу же наваляется тяжесть и невероятная усталость в теле, и Юнги обмякает, не переставая всхлипывать.
      А Хосок всё равно не уходит. Он осторожно поднимает его на руки, держа под колени и спину, и осторожно несёт в ванную. А Юнги опять хочется просто-напросто умереть, потому что доверяться Хосоку страшно.
      Но он понимает, что отпустить его тоже не сможет, потому что зависит от него. Юнги не может представить свою жизнь без Хосока, потому что последние полтора года тот всегда был рядом, поддерживал в трудную минуту и помогал. Он выполнял всю работу по дому, веселил Юнги, когда тому было грустно, и всегда старался заставить его чувствовать себя нужным. Юнги кажется, что он не сможет выжить без него. Он совершенно не знает, как поступить, потому что одинаково страшно и с Хосоком, и без него.
      Юнги приходится позволить себя помыть. Тёплая вода нисколько не успокаивает и даже причиняет боль. Но он безвольно молчит, предпочитая терпеть.
      После этого Хосок кутает его в махровом полотенце и несёт обратно в комнату, где натягивает на его хрупкое и неестественно худое тело одежду. А Юнги так устаёт, что практически сразу же проваливается в сон, когда его голова оказывается на мягкой подушке.

Юнги прощает Хосока, потому что считает, что в произошедшем виноват только он сам, но всё равно продолжает его бояться. Он больше не позволяет себя обнимать, держится отстранённо и ничего ему не рассказывает. Он видит, что Хосок от этого страдает, поэтому переживает только сильнее.
      Юнги совершенно не знает, что ему делать. Он хочет уйти от Хосока, вычеркнуть его из своей жизни, потому что страх по-прежнему разъедает его изнутри каждый день, но он не решается, продолжая отчаянно цепляться за Хосока, потому что уже больше не может жить без него, хоть и ужасно боится.
      Юнги понимает, что ему необходимо что-то сделать, как-то исправить сложившееся положение, но не знает, как именно. Ему не хочется, чтобы Хосок страдал, потому что он не винит его ни в чём, но подпустить его к себе ближе слишком страшно.
      Юнги окончательно ломается. Он перестаёт ценить жизнь, снова начинает считать своё существование ошибкой. У него появляются мысли о самоубийстве, и он постепенно перестаёт нормально есть. Хосок из-за этого ругается, насильно заставляет его питаться, но Юнги всё равно худеет.
      Он отказывается идти к врачу и устраивает истерику, когда Хосок пытается вытащить его из дома на улицу. Он даже специально разрезает всю свою одежду на лоскуты ножницами, чтобы ему было не в чем ходить, но Хосок всё равно находит выход. Он надевает на него свою собственную одежду, хоть та и оказывается для Юнги слишком широкой и большой, после чего всё равно выводит на улицу.
      Но Юнги не считает, что ему необходима помощь. Он хочет, чтобы ему было плохо, хочет окончательно сломаться и умереть, поэтому наотрез отказывается отправиться к врачу. Он угрожает Хосоку, говоря, что совершит самоубийство, если тот насильно приведёт его в больницу.
      Юнги не хочет, чтобы его спасали. Он хочет, чтобы его наказали и уничтожили, потому что жить ему больше не хочется совсем.
      А потом однажды Хосок возвращается домой ужасно пьяный. Он сразу же отправляется в комнату к Юнги и, снова и снова повторяя, как его любит, принимается целовать, нагло трогая его тело. И Юнги не сопротивляется, позволяя ему всё это делать, потому что считает, что большего не заслуживает.
      Когда Хосок опрокидывает на пол и рвёт на нём одежду, он не просит его остановиться, хоть и ужасно боится. Когда Хосок грубо насилует его, Юнги только тихо плачет и даже не кричит. Но одновременно с болью он чувствует и удовлетворение, потому что радуется тому, что ему опять делают плохо, что он страдает. Он упивается всем происходящим и хочет, чтобы его наказали ещё сильнее, чтобы он буквально сошёл с ума от боли. Ему совершенно не жалко себя.
      Хосок отпускает его и засыпает прямо на полу, так и не добравшись до стоящей совсем рядом кровати. А Юнги достаёт из письменного стола уже давно спрятанную им бритву и с трудом добирается до ванной.
      Ему кажется, что вода набирается ужасно медленно, и он хочет снова разрыдаться только из-за того, что ему приходится ждать.
      Когда он залезает в ванну прямо в одежде, то морщится, потому что вода оказывается обжигающе-горячей. А потом он, не колеблясь ни секунды, режет себе вены и с наслаждением наблюдает за тем, как медленно кровь вытекает из его тела.
      Он ни о чём не жалеет. Смерть кажется ему единственным выходом. Спасением.