Я не знаю, как на самом делят имущество в Корее при разводе, так что вполне возможно, что в этом я ошибаюсь. Гугл, когда я пытался найти нужную информацию, выдавал мне какую-то бесполезную парашу.

Я не особо люблю указывать в своих фанфиках цвет волос бантанов, ибо они слишком часто красятся. Обычно я предпочитаю нигде его не указывать, чтобы читатель мог сам выбрать тот цвет, какой ему больше нравится, но здесь мне пришлось всё-таки пришлось сделать Юнги брюнетом, ибо без этого один момент в тексте выглядел бы совсем нелепо.

В начале фф я называю мать Хосок "мамой", ибо в данной работе фокальным персонажем является Хосок, и соответственно свою мать она воспринимает именно как "маму", а не по имени или как-нибудь ещё.

Если кого-то напряжёт момент со стерилизацией, то не стоит пытаться доказать мне, что никто так не стал бы поступать, ибо я считаю, что такое вполне реально, ибо далеко не каждый человек желает самостоятельно рожать детей.

А ещё я хотел описать всё это несколько иначе, и конечный результат мне не нравится. Больно.

Хочу отметить, что в фафнике сказано, что у Юнги короткие волосы. Это означает, что у неё **действительно** короткие волосы, а не такие, как в Run BTS, когда он переодевался в школьницу.
Вообще, я подразумевал, что у Хосок тоже будут короткие волосы, но у меня как-то не получилось впихнуть это нигде в фф, так что, если хотите, можете представлять себе всё, что угодно.

---

— Юнги, отнеси это на чердак, пожалуйста, — мама указывает кривым пальцем на коробку внушительного размера, забитую какими-то старыми вещами. — Эти вещи мне уже не нужны.
      — Да ты уже заебала, старая карга, — отзывается Юнги злобно и демонстрирует ей средний палец.
      Хосок тяжело вздыхает, наблюдая за ними. Она поспешно поднимается с дивана, намереваясь остановить Юнги, потому что прекрасно знает, что та не контролирует себя, когда злится.
      Она понимает, почему Юнги сорвалась и нагрубила её маме: они приехали сюда всей семьёй в праздник, намереваясь отдохнуть и устроить семейный ужин, а в итоге мама заставила их разбирать старый хлам, накопившийся за несколько десятков лет в её доме.
      — Что? — мама смотрит на Юнги удивлённо. Она поправляет круглые очки в толстой оправе леопардового цвета, сползшие на кончик носа, и поджимает губы так, что её рот становится похожим на тире. — Что ты сейчас сказала?
      — Что слышала, — огрызается Юнги. — Ты меня за-е-ба-ла.
      — Да как ты смеешь? — вскрикивает мама, перебивая её. — Да ты... ты...
      — Ох, мама, успокойся, — Хосок поспешно встаёт между ними, загораживая собой хмурую Юнги. — Она просто устала. Понимаешь, у нас была долгая дорога, мы все вымотались, да и ночью плохо спали, потому что нам попался ужасный отель, а теперь ты заставила нас ещё и убираться... я уверена, что Юнги не хотела тебя обижать и сказала это не со зла.
      — Нет, я хотела, — сразу же громко и чётко произносит Юнги. — Прихоти этой старой тупой суки уже невозможно терпеть. Это невыносимо. Я уже давно хотела высказать ей это прямо в лицо, чтобы она наконец-то поняла, насколько она назойливая и мерзкая.
      — Ах ты маленькая дрянь, — шипит мама, щурясь. Она отпихивает ошарашенную Хосок в сторону и, подойдя к Юнги, хватает её своей маленькой сухонькой ручкой за худое плечо. — Неблагодарная поганка. Да как ты вообще смеешь...
      — Да заткнись ты уже, — кривится Юнги и сбрасывает со своего плеча руку мамы. — Сил нет тебя слушать.
      — Не смей так говорить с бабушкой, — одёргивает её Хосок, хмурясь. — Не перегибай палку. Она член нашей семьи. Твоей семьи.
      — Не надо, Хо, — спокойно перебивает её мама. — Я думаю, что уже пора перестать врать. Эта маленькая поганка никогда не была и не будет членом нашей семьи. Я не понимаю, зачем ты вообще взялась растить чужого ребёнка.
      — Что? — на лице Юнги появляется удивление. Она переводит взгляд на Хосок и с надеждой спрашивает: — Мама, это ведь ложь?
      Хосок замирает. Она шумно втягивает воздух носом и сжимает кулаки так, что короткие ногти больно впиваются в ладонь, оставляя на ней неглубокие отметины в форму полумесяцев. Посмотрев на маму со злостью, она неуверенно начинает:
      — Конечно же, бабушка лжёт, — произносит она. — Ты моя родная дочь.
      — Прекрати, — громко говорит мама. — Сколько можно это скрывать? Да вы даже не похожи.
      Повисает угнетающая тишина. Юнги бледнеет, а Хосок чувствует, как к горлу подступает тошнота. Ей уже давно не приходилось так сильно нервничать.
      "И кто только тянул маму за язык?" — думает она со злостью.
      — Ясно, — через некоторое время холодно отвечает Юнги, поджимая губы. — А отец?
      — Родной, — сразу же говорит Хосок. — Мы с ним поженились, когда тебе было четыре года.
      — Просто охуенно, — перебивает её Юнги, после чего решительно направляется к выходу из комнаты. Она уходит, громко хлопнув дверью, и Хосок в очередной раз тяжело вздыхает.
      — Мама, вот кто тебя просил? — спрашивает она злобно. — Ты хоть понимаешь, что ты наделала?
      — А что? — мама уже спокойно перебирает вещи в очередной громадной коробке, словно сейчас ничего и не происходило. — Я больше не собираюсь нянчиться с этой поганкой. Я вижу, что ты стараешься воспитать в ней человека, но дурная кровь её папаши всё равно берёт верх. Она мерзкая, и я не хочу её больше видеть вообще.
      — Вечно ты всё портишь, — вырывается у Хосок. — Я столько сил положила на то, чтобы скрыть это, а ты всё вывалила за один раз.
      И, не дожидаясь ответа, она выходит из комнаты, намереваясь найти Юнги и поговорить с ней. Но, обойдя весь дом, она понимает, что та ушла.
      — Чёрт, — стонет она тихо, медленно опускаясь на свою кровать и пряча лицо в ладонях. — Как же так?

Хосок бродит по городу уже несколько часов. На улице стемнело, а у неё так и не получается отыскать Юнги. Тревога медленно начинает закрадываться в сердце, и Хосок едва не плачет от отчаяния.
      "Я дерьмовая мать", — думает она с раздражением и злостью на саму себя.
      В голову начинают лезть пугающие мысли о том, что с Юнги могло что-нибудь случиться, и Хосок становится дурно. Выругавшись себе под нос, она садится на ближайшую лавку, чтобы немного отдохнуть. Ноги от быстрой и долгой ходьбы нещадно ноют, и Хосок только сейчас отчётливо понимает, что успела сильно замёрзнуть.
      Вытащив телефон из кармана своей тонкой осенней куртки, она набирает домашний номер мамы и терпеливо ждёт, когда та наконец-то ей ответит.
      — Алло? — через некоторое время отвечает старческий голос.
      — Мам, — начинает Хосок. — Она ещё не вернулась?
      — Хо, это опять ты? — устало спрашивает мама. — Да сколько можно уже звонить? Забей ты на эту девку. Она сама вернётся потом. Даже её папаша так не переживает: сидит себе спокойно в гостиной и смотрит телек. Возвращайся.
      Хосок ничего не отвечает и просто сбрасывает звонок. Тяжело вздохнув, она медленно встаёт и убирает телефон обратно в карман.
      Мимо проходят два парня, громко смеясь над чем-то. Один из них, высокий и худощавый, держит в руках открытую банку с пивом.
      — Эй, — окликает их Хосок. — Вы случайно нигде не видели девушку в короткой коричневой куртке? У неё ещё волосы такие чёрные и короткие. И кожа бледная.
      — Девку в коричневой куртке? — невнятно переспрашивает парень с банкой пива. — Хм, да нет, вроде.
      — Я видел, — отвечает второй парень. — Правда, это было ещё примерно час назад. Она сидела около моего дома на лавке. Это неподалёку отсюда, кстати. Хотя, может быть, вы ищите и не её.
      — Как туда добраться? — спрашивает Хосок воодушевлённо. — Скажи, пожалуйста.
      — Идите туда, — парень указывает рукой налево. — Потом, когда дойдёте до небольшого магазина, сверните направо. Дальше идите прямо и снова сверните направо около телефонной будки. Потом просто идите по дороге и уже совсем скоро увидите нужную лавку.
      — Спасибо, — выдыхает Хосок, после чего едва ли не бегом направляется в указанном направлении.
      "Только бы она никуда не ушла, — думает она. — Только бы она всё ещё была там".
      Хосок бежит, жадно хватая холодный воздух губами. Лёгкие уже горят, а в боку неприятно колет, но она не останавливается, боясь опять упустить Юнги. Наконец, она добирается до нужного места и уже издалека видит сгорбившуюся фигуру, сидящую на лавке.
      Подойдя немного ближе, она узнаёт в ней Юнги и облегчённо вздыхает. В этот момент ей кажется, что с её плеч упал тяжёлый груз.
      Юнги сидит, спрятав лицо в ладонях и, кажется, плачет. Хосок чувствует болезненный укол в груди и нерешительно подходит к ней.
      — Зачем ты убежала? — тихо спрашивает она, легонько прикасаясь к плечу Юнги рукой. — Я волновалась за тебя.
      Юнги вздрагивает и поднимает на неё испуганный взгляд. В тусклом свете стоящего рядом фонаря её глаза выглядят опухшими и красными. Хосок тяжело вздыхает и, сев рядом с ней на лавку, ласково вытирает тыльной стороной ладони её влажную щёку.
      — Ну и почему ты плачешь? — ласково произносит она. — Не надо.
      — Отстань, — огрызается Юнги злобно. — Я не желаю с тобой говорить.
      — Почему? — спрашивает Хосок. — Разве я что-то тебе сделала?
      — Ты для меня никто, — рявкает Юнги, отпихивая её руку. — Не смей трогать меня.
      Она тихо всхлипывает и снова прячет лицо в ладонях. Её плечи вздрагивают, и Юнги принимается плакать ещё отчаяннее.
      — То, что я не твоя родная мать, ещё ни о чём не говорит, — Хосок нервно кусает нижнюю губу. — В конце концов, я ведь всё равно заботилась о тебе и растила. Я люблю тебя.
      — Так я тебе и поверю, — хмыкает Юнги. — Особенно после того, как ты врала мне столько лет.
      — Я несколько часов тебя искала по всему городу, — тихо говорит Хосок. — Я правда за тебя волновалась. Уже поздно, давай пойдём домой.
      — Зачем за меня волноваться? — фыркает Юнги. — Особенно тебе. Да вы все меня терпеть не можете. Что отец, что бабушка, что ты. Все вы мерзкие поганые твари.
      Она поспешно отворачивается. Хосок в очередной раз тяжело вздыхает и, немного поколебавшись, неуверенно прикасается к её плечу.
      — Если бы я тебя не любила, я бы не пошла искать тебя, — произносит она. — И твой папа тебя тоже любит.
      После этих слов Юнги нервно смеётся. Постепенно её смех перерастает в истерические рыдания, и Хосок внезапно становится не по себе. Юнги тихо воет себе под нос, а потом неожиданно прижимается к Хосок, тыкаясь лицом ей в грудь.
      — Между вами что-то произошло? — обеспокоенно спрашивает Хосок. Поведение Юнги кажется ей странным, поэтому она начинает не на шутку беспокоиться. — Не бойся, расскажи мне. Я постараюсь помочь.
      Юнги ничего не отвечает, продолжая плакать и цепляться дрожащими пальцами за куртку Хосок.
      — Я так не хочу верить в то, что ты мне не мать, — заикаясь, бормочет она. — Я... я...
      — Тише, успокойся, — шепчет Хосок, поглаживая её по спутанным тёмным волосам. — Это ничего не меняет. Это ведь не мешает мне любить тебя.
      — Своих собственных детей обычно любят больше, чем чужих, — отвечает Юнги. — Так что не надо рассказывать мне эти глупые сказки. Я уже не маленькая и прекрасно всё понимаю.
      — Ну, у меня нет родных детей, если ты не заметила, — Хосок крепко обнимает её, пытаясь успокоить. — Да и не может быть, потому что я сделала стерилизацию. Я решила, что мне больше не нужны дети, потому что мне вполне хватает тебя одной. Я очень сильно люблю тебя.
      Юнги всхлипывает, прижимаясь к ней ещё сильнее и больше ничего не говорит.
      — Ну же, успокойся, — бормочет Хосок. — Всё хорошо. И я, и твой папа тебя любим. Пошли домой.
      — Отец меня не любит, — наконец отзывается Юнги. — Точнее, любит, но совсем не так, как ты говоришь.
      — Как это понимать? — удивлённо спрашивает Хосок.
      Юнги нервно хихикает, после чего, отвернувшись, едва слышно произносит:
      — Он меня насиловал.
      Хосок невольно вздрагивает и шумно втягивает воздух носом.
      — Что? — шепчет она. — Это правда?
      — Зачем бы я стала врать? — тихо отвечает Юнги. — Он действительно делал это со мной. Ты была единственной, кто относился ко мне хорошо, но сейчас, после всего, что я узнала, я даже не знаю, кому теперь доверять.
      — Ты можешь доверять мне, — произносит Хосок, неуверенно прикасаясь к руке Юнги. Она слабо сжимает её ледяную ладонь, стараясь таким образом хоть немного ободрить. — И теперь ты не одна. Я обязательно тебе помогу. Если ты хочешь высказаться, то можешь рассказывать всё мне. Я готова тебя поддержать и помочь.
      — Не нужна мне твоя помощь, — голос Юнги сильно дрожит. — Как-нибудь самостоятельно справлюсь.
      Хосок делает глубокий вдох и мысленно считает до десяти, пытаясь таким образом успокоится. Она не знает, что теперь делать и как доказать Юнги то, что она всё равно её безумно любит. Ситуация кажется безвыходной.
      — У тебя такие холодные руки, — Хосок неловко пытается сменить тему. — Ты замёрзла?
      — Немного, — признаётся Юнги. — Но я не хочу домой.
      — Боишься отца? — ласково спрашивает Хосок. — Я обещаю, что не позволю ему больше тебя трогать.
      — А ещё там бабушка, — кривится Юнги. — Хотя, если на то пошло, она мне и не бабушка вовсе. Даже не знаю, как её теперь называть.
      — Она всё равно твоя бабушка, — отвечает Хосок. — Как и я твоя мать. Пойдём, а то ты такими темпами заболеешь.
      — Мне наплевать на это, — хмыкает Юнги. — Лучше бы я вообще сдохла или не рождалась.
      — Не говори так, — ласково произносит Хосок. — Ты должна ценить себя.
      Юнги смотрит на неё с насмешкой. Из её глаз по-прежнему катятся слёзы, и Хосок поспешно вытаскивает из кармана скомканный носовой платок и принимается их вытирать.
      — Да, ты обязательно должна ценить себя, — говорит она при этом. — Ты замечательная, и я люблю тебя. Мне бы совсем не хотелось, чтобы ты умерла. Для меня не важно то, что ты не моя родная дочь, потому что это не играет никакой роли. После всего, что было, ты для меня, как родной ребёнок.
      — Ты всегда была так добра ко мне, — всхлипывает Юнги. — Прости за всё, что я тебе наговорила. Мне не хотелось тебя обидеть.
      — Ничего страшного, — отвечает Хосок. — Я всё прекрасно понимаю. Ты не виновата.
      Юнги жмётся к ней ещё сильнее, тыкается влажной от слёз щекой в плечо. Её тело слабо дрожит, но уже совсем не из-за рыданий.
      — Ты замёрзла, — констатирует факт Хосок. — Пойдём всё-таки домой.
      — Ладно, — неуверенно кивает Юнги. — Пошли.

Хосок возвращается после работы домой сильно уставшая. Её встречают абсолютная тишина и темнота, и в первую минуту она даже думает о том, что Юнги нет дома, но практически сразу же после этого её взгляд натыкается на вешалку, и она видит, что куртка Юнги находится на месте. Да и её ботинки тоже аккуратно стоят у стены рядом с другой обувью.
      Хосок раздевается и направляется в гостиную. Включив свет, она находит Юнги на диване спящей. Та лежит неподвижно, мило поджав под себя ноги, и тихо посапывает. Её длинные ресницы немного подрагивают, а слегка приоткрытые губы тускло блестят из-за слюны в слабом свете одинокой лампочки, висящей под потолком.
      Хосок замирает, смотря на неё, и невольно умиляется. Обычно Юнги выглядит самостоятельной, решительной и даже в какой-то степени грубой, но сейчас она смотрится совершенно беззащитной и уязвимой.
      Хосок осторожно садится рядом с ней, чтобы не разбудить, и невесомо прикасается кончиками пальцев к бледной щеке.
      Она уже давно заметила, что любит Юнги совсем не как дочь, а как девушку. И это жутко её пугает. Хосок никак не может смириться с тем, что умудрилась влюбиться в Юнги, которую помнит ещё совсем маленьким ребёнком, не умеющим толком как следует говорить. Она закрывает глаза и нервно кусает нижнюю губу, а в её голове мелькают воспоминания о том, как Юнги приходила к ней ночью, когда ей в детстве снились кошмары, а потом пугливо жалась к ней, ища защиты, как она капризничала, когда не хотела есть то, что ей давали, как впервые пошла в школу.
      "Я влюбилась в свою дочь, — думает Хосок с отчаянием. — Я настоящее чудовище".
      Она смотрит на спящую Юнги и в очередной раз восхищается её аккуратными чертами лица. Её густые чёрные ресницы, бледная кожа и милые розоватые тонкие губы кажутся буквально идеальными, и Хосок хочется выть от несправедливости, потому что она понимает, что вместе с Юнги она не сможет быть никогда.
      "Я сожалею из-за того, что не смогу встречаться со своей дочерью, — проносится у неё в голове. — До чего я, блять, докатилась. Я точно дерьмовая мать".
      Она медленно поднимается с дивана и направляется на кухню, где заваривает себе чай, чтобы успокоиться. Теперь они с Юнги живут совершенно одни: со своим мужем Хосок развелась практически сразу после поездки к своей маме, а Юнги осталась с ней, потому что, будучи совершеннолетней, уже сама могла решать, где и с кем жить. Изначально Хосок вообще хотела написать на своего уже бывшего мужа заявление в полицию, но Юнги слишком сильно умоляла её не делать этого, поэтому Хосок ограничилась только разводом. Квартира тоже осталась у неё, потому что изначально принадлежала ей: она являлась её владелицей ещё до того, как вступила в брак, так что проблем с жильём не возникло.
      Хосок садится за стол и, достав из пакетика печенье, откусывает от него небольшой кусочек. Запив его чаем, она прикрывает глаза и тяжело вздыхает.
      Осознание собственной неправильности сводит её с ума.
      "Я люблю свою дочь, — думает она. — Я отвратительна".
      — Мамочка, это ты? — на кухню заглядывает заспанная Юнги. Она сонно моргает, широко зевает и неуверенно подходит к Хосок. — Сегодня ты пришла так поздно.
      — На работе было много дел, — вздрогнув, отвечает Хосок. — Я тебя разбудила? Прости.
      — Нет, ничего страшного, — поспешно заявляет Юнги, садясь на соседнюю табуретку. — Я хотела дождаться тебя, а потом нечаянно уснула. Боюсь, что теперь у меня не получится поспать ночью.
      — Я заметила, что в последнее время ты плохо спишь, — Хосок заботливо прикасается к её тонкой руке и поглаживает её. — Тебя что-то беспокоит? Если да, то обязательно мне скажи, и я постараюсь решить эту проблему.
      — Нет, всё в порядке, — Юнги отвечает как-то слишком поспешно, и Хосок настораживается, смутно понимая, что её обманывают. — Не переживай.
      Хосок внимательно смотрит на Юнги и замечает на её лице беспокойство. Это сильно её тревожит.
      — Расскажи о том, как прошёл твой день, — тем временем пытается сменить тему Юнги. — На работе было тяжело?
      — Да, было, — кивает Хосок. Она продолжает внимательно смотреть на Юнги, думая о том, как лучше задать интересующий её вопрос. Она прекрасно понимает, что Юнги, скорее всего, соврёт, если спросить её прямо, поэтому решает плавно подойти к нужной теме.
      — Ты хочешь отдохнуть? — заботливо спрашивает тем временем Юнги. — Я могу тебе помочь.
      — Не надо, — отрицательно качает головой Хосок. — Ты ведь тоже много учишься и устаёшь. Лучше отдохни.
      — Я не устала, — возражает Юнги. — Ты так много для меня делаешь. Я тоже хочу чем-нибудь тебе помочь.
      Хосок невольно улыбается. Она снова кусает печенье и запивает его чаем. Прожевав, она спрашивает:
      — Ты не хочешь ничего съесть?
      — Я не голодна, — отвечает Юнги. — Слушай, мам, у нас в университете есть две девушки. И, в общем, они встречаются.
      Хосок едва не давится чаем. Она смотрит на Юнги несколько удивлённо и, стараясь, чтобы голос звучал как можно более спокойно, произносит:
      — Тебя именно это беспокоит?
      — Нет, — Юнги пожимает тонкие губы. — Просто, мне стало интересно узнать твоё мнение по этому поводу.
      — Это абсолютно нормально, — говорит Хосок. — Такое встречается, и в этом нет ничего ужасного. В конце концов, человек не выбирает свою ориентацию.
      "Я ведь и сама люблю и женщин, и мужчин, — думает Хосок. — Только вот, блять, любовь к своей дочери — это совсем ненормально".
      — Мам, — неуверенно начинает Юнги, отведя взгляд в сторону. — Я... понимаешь, так вышло...
      — Да? — Хосок ободряюще поглаживает её по руке. — Говори, не бойся.
      — Я лесбиянка, — выдыхает Юнги. — Я это уже давно поняла.
      — Не переживай, — Хосок ласково улыбается. — Всё нормально. Я, если честно, тоже люблю не только мужчин.
      — Правда? — удивлённо спрашивает Юнги. — Знаешь, мамочка, я так рада, что ты меня поняла и поддержала.
      Она поднимается и, подойдя к Хосок, садится к ней на колени, после чего обнимает, прижимаясь к ней всем телом.
      — Я люблю тебя, мамочка, — шепчет она. — Правда люблю.
      У Хосок от этих слов что-то болезненно ёкает внутри. Она прикрывает глаза и несколько нерешительно обнимает Юнги в ответ. Та в этот момент тихо всхлипывает.
      — Мамочка, — бормочет она тихо. — Ты не понимаешь. Я ведь люблю тебя не как мать.
      — Что? — ахает Хосок, невольно вздрагивая. — Ты хочешь сказать?..
      Она замолкает на полуслове и поджимает губы. После услышанного внутри неё медленно начинает зарождаться надежда на то, что они с Юнги смогут встречаться, но она практически сразу же одёргивает себя, приказывая выбросить все подобные мысли из головы.
      "Какого хера ты только думаешь о таких вещах? — мысленно ругается она, злясь на саму себя. — Она твоя дочь. Дочь, чёрт возьми. О каких только отношениях может идти речь?"
      — Я не знаю, как так получилось, мамочка, — шепчет Юнги, заикаясь и всхлипывая. Её плечи сотрясаются от рыданий, а она сама старательно отворачивается, явно стараясь не смотреть Хосок в глаза. — Просто ты всегда была рядом, когда мне было плохо, поддерживала меня. Я не знаю, что было бы со мной, если бы не ты... Ты ведь столько сделала для меня, и я...
      — Хватит, — останавливает её Хосок. — Я поняла.
      — Прости, мамочка, — голос Юнги сильно дрожит. — Я знаю, что это неправильно и отвратительно, но больше не могу держать всё это в себе. Я запуталась, и не знаю, что делать. Ты нужна мне.
      Она доверчиво жмётся к Хосок, тычется влажным от слёз лицом ей в грудь и тихо плачет, дрожа всем телом.
      — Успокойся, пожалуйста, — Хосок тяжело вздыхает и неуверенно принимается поглаживать её по коротким волосам. — Всё не так плохо, как ты думаешь. В конце концов, тебя можно понять. Да и ты ведь не специально.
      Юнги ничего не отвечает, и в комнате повисает тишина, прерываемая только тихими рыданиями. Хосок прикрывает глаза, делает глубокий вдох и мысленно считает до десяти, надеясь на то, что это поможет ей успокоиться и собраться с мыслями.
      Она понимает, как должна поступить, но ей самой хочется сделать совершенно другое.
      — Мамочка, я отвратительна, — хрипло шепчет Юнги, цепляясь за её кофту тонкими пальцами. — Я ненавижу себя.
      — Всё хорошо, — ласково говорит Хосок, крепко её обнимая. — Не надо говорить таких вещей.
      — Но ведь это действительно так, — продолжает шептать Юнги. — И ты это прекрасно понимаешь.
      — Прекрати, — перебивает её Хосок. — Да, такие чувства — это ненормально, но я не собираюсь относиться к тебе из-за этого плохо. Прекрати терзать себя. Я ведь уже сказала, что всё хорошо.
      Юнги замолкает и отворачивается. Снова становится тихо, и Хосок чувствует себя совсем неловко. Она прикасается к холодной руке Юнги, слабо её сжимает, а потом, прикрыв глаза, быстро произносит:
      — Я тоже тебя люблю.
      Юнги на это никак не реагирует. Она продолжает сидеть неподвижно, смотря на стену. По её раскрасневшимся щекам медленно текут слёзы, и Хосок осторожно вытирает их пальцем.
      — Я люблю тебя не как дочь, — добавляет она. — Если уж на то пошло, мы с тобой обе неправильные и мерзкие.
      Юнги вздрагивает и смотрит на неё с удивлением и недоверием. Хосок вымученно улыбается и продолжает:
      — И я тоже не знаю, что делать. Всё это так сложно.
      — Мамочка, — бормочет Юнги, снова прижимаясь к ней всем телом.
      Хосок тяжело вздыхает, чувствуя, как в груди появляется приятный трепет. Она нерешительно притягивает Юнги к себе ещё ближе, а потом, плохо понимая, что делает, целует её прямо в губы. Внутренний голос громко вопит о том, что она совершает ошибку, но она не останавливается, предпочитая действовать до самого конца.
      Юнги в её руках обмякает и неумело принимается отвечать на поцелуй. Она действует зажато и скованно, поэтому у неё получается откровенно плохо. Когда Хосок отстраняется, то замечает на щеках Юнги яркий стыдливый румянец.
      — Мамочка, — слышит она тихий шёпот. — Что это было?
      — Прости, — выдыхает она практически сразу. — Я не должна была этого делать, но у меня не получилось сдержаться.
      — Мне понравилось, — нерешительно отвечает Юнги, принимаясь нервно кусать нижнюю губу. — Это было очень приятно.
      Хосок чувствует себя совсем неловко, понимая, что ей хочется повторить поцелуй. Но позволить себе совершить подобное ещё один раз она не может.
      — Уйди, пожалуйста, — просит она. — Мне надо хорошо обо всём подумать.
      — Мамочка, — шепчет Юнги тихо. — Мне больше никто не нужен. Только ты одна. Я доверяю только тебе и люблю только тебя. Пожалуйста, не отталкивай меня.
      Она шумно всхлипывает, отводя взгляд в сторону.
      — Я знаю, что это плохо, — продолжает она. — Но, если наши чувства взаимны, мы ведь можем... Мамочка, пожалуйста, прошу тебя...
      — Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? — истерически усмехается Хосок. — Мы с тобой, конечно, не родные мать и дочь, но это не особо что-то меняет. Да я в два раза старше тебя, чёрт подери.
      — Мне наплевать на это, — выдыхает Юнги. — Мне хорошо только с тобой. Мамочка...
      — Хотя бы перестань меня так называть, — перебивает её Хосок. — Это звучит совсем дико, когда мы говорим о таких вещах.
      — Прости, — виновато произносит Юнги.
      Хосок тяжело вздыхает, внимательно смотря на неё. Сейчас Юнги кажется совсем жалкой, слабой и беспомощной. Она продолжает плакать, старательно отворачиваясь в сторону, и Хосок чувствует болезненный укол внутри.
      — Успокойся, — просит она. — На самом деле, я тоже хочу быть с тобой, но... как только я вспоминаю о том, что именно мы совершаем, мне становится дурно.
      — Я просто хочу быть рядом с тобой и чувствовать себя счастливой, наплевав на всё, — тихо отзывается Юнги. — Только рядом с тобой я чувствую себя полноценным человеком, а не омерзительной грязной тварью.
      Хосок и сама после этих слов едва не начинает плакать. Она притягивает Юнги к себе и осторожно принимается гладить её по дрожащей спине, шепча успокоительные ласковые слова.
      Она знает, что у Юнги так и не получается окончательно прийти в себя после того, как отец её изнасиловал, хотя после этого уже и прошло довольно-таки много времени. Хосок водила её к психологу, пыталась поддерживать сама, но ничего из этого так и не помогло.
      — Мамочка, — шепчет Юнги. — Пожалуйста, мамочка.
      Хосок ничего не отвечает. Наклонившись, она целует её в дрожащие искусанные губы, чувствуя солоновато-горький привкус слёз. Юнги отвечает ей по-прежнему неумело, крупно дрожит всем телом и отчаянно цепляется за её кофту тонкими пальцами. Она доверчиво жмётся к ней, и у Хосок от такой близости начинает кружиться голова. Отстранившись, она смотрит на Юнги, слегка прикрыв глаза, а та продолжает ластиться к ней, трётся влажной щекой о её лицо и даже совсем тихо поскуливает.
      — Ты как больная, — голос Хосок дрожит. — Знала бы ты, что делаешь со мной.
      Она чувствует, как сердце в груди быстро бьётся. Подобная близость с Юнги возбуждает, и это жутко смущает. Хосок прекрасно понимает, насколько всё происходящее неправильно, но поделать с собой ничего не может: между ног всё начинает приятно ныть.
      Юнги замирает и, кажется, краснеет ещё сильнее.
      — Мамочка, — бормочет она смущённо. — Всё хорошо. Если ты хочешь, то я готова.
      — Что? — ахает Хосок. — Даже не думай об этом.
      И тем не менее, она понимает, что ей безумно хочется переспать с Юнги. Внизу живота словно завязывается узел, и терпеть становится невыносимо.
      — Встань с меня, — просит она. — Пожалуйста.
      — Мамочка, — бормочет Юнги жалобно. — Не надо, пожалуйста.
      — Я сказала, встань, — повторяет Хосок и принимается нетерпеливо ёрзать на стуле. — Мне нужно в ванную.
      — Мамочка, — шепчет Юнги, поглаживая её по щеке кончиками пальцев. — Всё хорошо. Я тоже этого хочу. С тобой я на всё согласна.
      Хосок жмурится и тихо стонет. Юнги тем временем прижимается к ней ещё сильнее, и это становится последней каплей.
      — Пойдём в комнату, — тихо произносит Хосок и сама поражается тому, что делает. Внутренний голос продолжает вопить о том, что она должна немедленно остановиться, но Хосок отчётливо понимает, что не хочет этого.
      Юнги кивает и, медленно поднявшись с её колен, выходит из кухни. Хосок, немного поколебавшись, следует за ней. Уже в комнате Юнги опускается на диван и замирает, слегка прикрыв глаза. Она выглядит немного испуганной, но в её взгляде всё равно отчётливо читается решимость.
      — Мамочка, — шепчет она. — Не сдерживайся.
      Хосок забирается на диван, подползает к ней и нависает сверху. Она жмурится и, мысленно проклиная всё на свете, наклоняется, снова принимаясь целовать Юнги. Она ласково посасывает её верхнюю губу, слегка прикусывает её, а потом решительно проталкивает в её рот язык, принимаясь там хозяйничать. Юнги обнимает её, притягивая к себе ближе, и на сей раз отвечает уже более расковано. Она тихо поскуливает в поцелуй и доверчиво жмётся к Хосок, потираясь об неё своим телом.
      — Мамочка... — выдыхает она тихо, когда отстраняется. — Я люблю тебя.
      Хосок ненавидит себя всем сердцем за всё, что сейчас делает, но не останавливается. Она медленно раздевает Юнги, осторожно стягивая с неё широкую толстовку и спортивные брюки. Та вздрагивает и пугливо пытается прикрыться руками, однако практически сразу же расслабляется и позволяет Хосок продолжать.
      — Если ты не хочешь этого, я остановлюсь.
      — Нет, всё в порядке, — отвечает Юнги. — Если это делаешь ты, то я согласна на всё.
      Хосок задирает вверх её широкую белую футболку, оголяя небольшую грудь. Прикоснувшись к розоватому соску пальцем, она слегка надавливает на него, принимаясь ловко и умело ласкать, а второй рукой трогает Юнги между ног через ткань трусов.
      — Мамочка, — слышит она тихое всхлипывание и сразу же останавливается.
      — Всё хорошо? — спрашивает она тихо.
      Юнги медленно кивает, а потом тихо шепчет, пряча лицо в ладонях:
      — Мне так стыдно.
      — Расслабься и получай удовольствие. Я не причиню тебе вреда, — отвечает Хосок и, подцепив пальцами резинку трусов, неспешно снимает их.
      Юнги напрягается, поспешно сдвигая ноги вместе, стараясь прикрыться таким образом, и Хосок останавливается, не желая слишком сильно на неё давить. Она снова принимается целовать её, и постепенно Юнги расслабляется, позволяя ей прикоснуться к себе.
      Хосок трогает её сначала совсем слабо, практически невесомо, а потом начинает действовать уже немного более решительно. Она и сама волнуется, боясь сделать что-нибудь неправильно, ведь до сегодняшнего дня ей ещё ни разу не приходилось спать с женщинами, хотя она порой и замечала то, что её привлекает женское тело.
      Она слегка надавливает на бисеринку клитора, и Юнги вздрагивает, шумно вздохнув. Она поджимает пальцы на ногах, снова прячет лицо в ладонях и напрягается всем телом.
      — Тебе приятно? — спрашивает Хосок. — Я могу продолжать?
      — Да, — очень тихо отвечает Юнги. — Мне это нравится.
      Хосок ласково улыбается ей и проводит пальцем между её половых губ, спускаясь к входу во влагалище. Немного поколебавшись, она вставляет его внутрь, после чего неспешно двигает рукой назад. Тихий стон ободряет её, и она, облизнувшись, наклоняется, прикасаясь языком к клитору. Юнги в этот момент тихо всхлипывает и разводит ноги немного шире.
      Хосок принимается неспешно вылизывать её, пошло причмокивая, и двигает рукой немного быстрее, лаская складчатые стенки влагалища. Происходящее вызывает смущение даже у неё, поэтому она примерно представляет, как сильно стесняется сейчас Юнги. И почему-то фантазии об этом возбуждают её так сильно, что внизу всё начинает болезненно ныть.
      Юнги под ней поскуливает, по-прежнему не решаясь убрать руки от лица, и шумно и часто дышит, слегка подмахивает бёдрами, самостоятельно насаживаясь на пальцы. Хосок начинает двигать рукой немного быстрее, на что получает полузадушенный полустон-полувсхлип. Она щекочет языком клитор, проходится кончиком вокруг него, а потом, второй рукой раздвинув половые губы, легонько прикасается к нему губами.
      Юнги вздрагивает, и Хосок ускоряется, принимаясь вылизывать её активнее. Она чувствует во рту слабый солёно-кисловатый привкус и, хоть он и не особо ей нравится, это жутко её заводит. Осознание того, что она делает всё это именно с Юнги, что та громко стонет именно от её языка и пальцев, кружит голову.
      Хосок останавливается, вытаскивая пальцы из неё с громким хлюпаньем. Она проходится языком вокруг входа во влагалище, после чего неспешно проталкивает его внутрь, заставляя Юнги тихо вскрикнуть.
      — Мамочка, — слышит она тихий шёпот, и в этот момент едва не кончает, хотя так и не притронулась к себе ни единого раза.
      Юнги тихо хнычет, извиваясь. Хосок продолжает трахать её языком и легко трогает подушечкой среднего пальца клитор. Прикосновение получается совсем лёгким, практически невесомым, и Юнги недовольно мычит, совершая движения бёдрами, явно стараясь потереться о пальцы самостоятельно. Хосок тихо усмехается, после чего снова переключает внимание на клитор, принимаясь его вылизывать.
      Собственное возбуждение не позволяет ей расслабиться. Терпеть становится невозможно, поэтому она запускает левую руку к себе в трусы, принимаясь ласкать себя. Особого эффекта это не даёт, потому что мастурбировать таким образом оказывается крайне неудобно. Хосок приходится остановиться. Она поднимается с дивана, слыша недовольный стон Юнги, после чего направляется в соседнюю комнату. Там она достаёт из-под кровати небольшую коробку и вместе с ней возвращается обратно.
      Юнги смотрит на неё удивлённо, но вопросов не задаёт. Она по-прежнему лежит на спине, но ноги уже сдвинула. На её щеках алеет яркий румянец, и Хосок с восхищением отмечает, что сейчас Юнги выглядит просто потрясающе и невероятно возбуждающе.
      — У меня тут есть кое-что, — говорит она, открывая коробку и доставая оттуда двухсторонний страпон на ремешках. — Ты позволишь?
      Юнги неуверенно кивает, а потом тихо спрашивает:
      — Откуда это?
      — Мы с твоим отцом часто экспериментировали, — отвечает Хосок, стаскивая с себя одежду и надевая на себя страпон. Она забирается обратно на диван и нависает над Юнги, а та послушно раздвигает ноги в стороны, позволяя ей продолжать. При этом она пугливо жмурится и крепко вцепляется пальцами в плед, которым был укрыт диван.
      — Расслабься, — шепчет Хосок ласково. Она наклоняется, целуя Юнги в губы, и принимается тереться страпоном о её промежность.
      — Мне немного страшно, — слышит она, когда отстраняется. — Но я готова попробовать.
      После этого Хосок медленно толкается вперёд, проникая в Юнги. Чтобы немного успокоить её, она снова наклоняется, прижимаясь влажными от слюны губами к чужим искусанным губам. Юнги тихо мычит, цепляется за её плечи пальцами и слегка царапается.
      Хосок совершает первый толчок, продолжая настойчиво посасывать её губы. Полузадушенный всхлип немного её пугает, и она останавливается, смотря на Юнги с заботой.
      — Ты в порядке? — спрашивает она тихо.
      — Да, — тихо отвечает Юнги, прикрывая глаза. — Просто это немного... необычно.
      — Всё будет хорошо, — ласково произносит Хосок, после чего начинает двигаться немного быстрее. Удовольствие медленно распространяется по её телу, туманя рассудок, и она тихо стонет.
      Каждое движение сопровождается пошлым влажным хлюпаньем, и Юнги под ней краснеет ещё сильнее, жмурясь и стараясь отвернуться. Она закрывает глаза рукой и тихо поскуливает, кусая нижнюю губу. Хосок жутко возбуждается от одного только взгляда на неё, потому что сейчас Юнги выглядит невероятно мило и беззащитно: она доверчиво цепляется за неё, плаксиво стонет и извивается, без всякого сомнения, от удовольствия.
      — Мамочка, — шёпот постепенно перерастает в скулёж. Юнги повторяет это слово снова и снова, царапая плечи Хосок до крови. Она жмётся к ней и немного даже самостоятельно двигает бёдрами ей навстречу. — Мамочка, я люблю тебя.
      Хосок тихо рычит себе под нос, продолжая совершать активные толчки. Она смотрит Юнги прямо в глаза, и в этот момент больше не думает о неправильности их действий, просто наслаждаясь происходящем. Она чувствует себя невероятно счастливой, потому что находится рядом с той, кого любит, и дарит ей удовольствие.
      Юнги выгибается, запрокидывая голову назад. Её тело сотрясает дрожь, и становится понятно, что она только что кончила. Хосок ещё несколько раз быстро двигается, и тоже кончает с протяжным стоном. Она вовремя успевает опереться на локти, чтобы не упасть на Юнги, а та замирает, прикрыв глаза и часто дыша.
      — Мне было очень хорошо, — шепчет она тихо. — Мамочка, спасибо тебе.
      — Я люблю тебя, — отвечает Хосок и широко улыбается. Она выходит из Юнги и, сняв с себя страпон, устало падает с ней рядом на диван, после чего, притянув её к себе, обнимает.
      Та доверчиво прижимается к ней, прикрывая глаза и уже совсем скоро засыпает. Хосок же ещё долго лежит, с нежностью смотря на её умиротворённое лицо.
      "И всё равно, это неправильно, — думает она. — Всё, что только что было — это ошибка. Между нами больше ничего не может быть".